Айзек Азимов - Дуновение смерти [Сборник]
— Значит, в этот понедельник, — произнес Брейд.
— Именно. И я хочу, чтобы вы встретились. Все-таки коллеги.
Спрятав письмо, Энсон тяжело поднялся, взял трость.
— Завтра утром увидимся, Брейд.
— Ладно, Кэп. Только не забудьте об этих лекциях по безопасности.
Как только Брейд остался один, тяжелые мысли снова овладели им. Хотя, по словам Энсона, и выходило, что ненависть ученика к учителю — это некий неотъемлемый элемент посвящения в рыцари, знак признания превосходства учителя, к Брейду подобные доводы отношения не имели. Брейд не терзал Ральфа, наоборот, выручил его, избавив от неприятностей, после того, как от него отказался Ранке. Он помогал ему, по мере сил терпел его странности, разрешал идти своим путем.
За что же Ральф его ненавидел?
Или Джин Мэкрис лжет?
Но зачем ей лгать?
А если она ошибается?
Как бы это проверить? Кто знал неприступного, колючего Ральфа настолько близко, что мог бы подтвердить слова Джин или опровергнуть?
Брейд не знал Ральфа, но, черт побери, ведь был же с ним кто-то связан, ну хотя бы те, кто неизбежно сталкивался с ним по работе, — другие аспиранты из его группы, собратья Ральфа по науке.
Он взглянул на стенные часы. Еще не было одиннадцати. До завтрака никаких важных дел не оставалось — вернее, ничего важнее этого.
Он спустился в холл и заглянул в лабораторию Чарльза Эммита и Роберты Гудхью. Там был только Эммит.
— Чарли, — спокойно сказал Брейд, — нельзя ли вас на несколько минут?
— Конечно, профессор Брейд.
Брейд сел во вращающееся кресло за своим письменным столом, а Эммит принес себе от стола для заседаний стул с прямой спинкой.
— Здорово не повезло Ральфу, сэр.
— Да. Всем нам не повезло — и факультету, и мне. Я как раз об этом и хочу поговорить.
Похоже, Эммиту это не понравилось. Брейд старался в него не вглядываться. Из четырех подопечных Брейда (теперь их осталось трое) Эммит был самым давним его учеником и, пожалуй, наименее перспективным. Он отличался усердием неутомимого работяги — усердием, которым был бы доволен даже Кэп Энсон. Но никто никогда не смог бы усмотреть в нем признаки блестящих способностей.
И вот он сидит перед Брейдом, громоздкий, рыжеволосый; его руки с огромными неуклюжими кистями были сплошь покрыты веснушками. Он носил очки без оправы, которые были ему немного маловаты. Брейду нравилась его невозмутимость. Иногда он думал, что можно обойтись и без таланта, лишь бы у студента хватало терпения стойко переносить неудачи и не впадать в отчаяние. Когда у Эммита не получался эксперимент, он тут же ставил его заново, внеся лишь некоторые изменения. Вряд ли он изобретет порох, но в конечном счете, вероятно, сможет чего-нибудь добиться. Так или иначе, по сравнению с эмоциональной неуравновешенностью и взвинченностью прочих аспирантов, спокойствие Эммита согревало и поддерживало Брейда точно простая, но сытная еда.
— Теперь, когда произошел этот страшный случай, — заговорил Брейд, — я чувствую себя несколько виноватым. Мне стыдно, что… что я не узнал Ральфа поближе, тогда мне было бы легче ему помочь. Разумеется, это относится не только к нему, но и к другим моим ученикам. К вам тоже. Мне хотелось бы побольше узнать о ваших делах.
Эммит слегка поежился.
— Черт возьми, я не жалуюсь, профессор Брейд. Двигаемся помаленьку.
— Рад это слышать. И все-таки кое-что меня беспокоит. Мы, например, почти месяц не говорили о ваших исследованиях. Есть неполадки?
— Нет, сэр. Я все подготовлю к весне. Историческая часть диссертации закончена, и предварительные Данные почти готовы. Осталось только несколько производных.
Брейд сказал, насколько мог шутливо:
— Итак, стадия ненависти вскоре останется позади.
— Как? — Эммит, казалось, был совершенно озадачен.
— Кэп Энсон только что сказал мне, что все аспиранты, как правило, терпеть не могут своего профессора.
— Черт, да он шутит, это просто разговорчики старого Кэпа. Бывает, некоторые парни несут всякое о своих профах, но это ерунда.
Брейд вдруг заметил (хотя раньше это не бросалось ему в глаза), как непринужденно держится с ним Эммит. Аспиранты Ранке, разговаривая со своим профессором, вытягиваются точно по стойке «смирно». «Ну и что, — подумал Брейд. — Разве этого я хочу? Чтобы мне отдавали честь и щелкали каблуками?»
— Ну, а Ральф?
Глаза Эммита затуманились.
— Простите?
— Как насчет Ральфа, Чарли? Как он ко мне относился?
— Ну… — Эммит откашлялся, тщательно прочистив горло. — Я его не так уж хорошо знал. Он вообще был неразговорчивый.
— Но он меня не любил, правда?
Эмитт с минуту соображал.
— Он никого не любил. Ну, в общем… — Он сделал попытку встать.
Брейд удержал его:
— Подождите, Вы не ответили на мой вопрос. Несколько поздно интересоваться Ральфом, но мне интересно, я хочу знать… Он действительно меня не любил, да?
— Ну как сказать, профессор, пожалуй нет. — Эти слова пришлось вытягивать из Эммита точно клещами.
— А почему? Вы не знаете?
(Было что-то недостойное в таком выспрашивании, и Брейд испытал мучительную неловкость. Но ему необходимо было знать.)
— Насколько я понимаю, сэр, потому что он был форменный болван. — Эммит сразу спохватился: — Я не то хотел сказать.
— Ох, да не будьте вы суеверны, не бойтесь говорить о мертвых плохо, — раздраженно сказал Брейд. — Добрые слова нужны пока человек жив и может оценить похвалу. Покойнику лучше от них не станет. Хватит с нас этих фальшивых правил — хва-ли-его-когда-умрет-ни-на-секунду-раньше.
— Ну, он подошел к нам однажды, когда мы трепались, и пристроился так сбоку. А мы перебирали наших профессоров — ну, знаете, как это бывает?
— Знаю, — Брейду вдруг живо вспомнились его собственные студенческие годы.
— И один наш парень сказал, что Фостер становится просто невозможным, понимаете, или что-то в этом роде, а Нейфилд вмешался и говорит: другие еще похуже — таким вообще наплевать, потонет студент или выплывет. И назвал вас, сэр.
Брейд кивнул:
— Понятно.
Значит, ненависть возникла вовсе не по тем причинам, о которых говорил Кэп Энсон? Значит, Ральф тяготился слишком большой свободой?
— Но вот что я вам скажу, сэр, — продолжал Эммит. — По-моему, это вряд ли была ненависть. Я иногда наблюдал за ним на ваших семинарах, видел, как он смотрел на вас, особенно последние несколько месяцев. Странное дело… — Эммит вдруг умолк.
— Ну? — Брейд уже еле владел собой. — Ну?
— Я не психолог, профессор Брейд. Но, судя по его поведению, я все же не думаю, что он вас ненавидел. Мне кажется, он вас боялся. Смертельно боялся.
